- Хочется мне вам сказать, панове, что
такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой
чести у всех была земля наша:
и грекам дала знать
себя, и с Царьграда брала червонцы, и
города были пышные,
и храмы, и князья, князья
русского рода, свои
князья, а не
католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало.
Только остались мы, сирые,
да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы,
земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи,
руку на братство! Вот на чем
стоит
наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое
дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и
мать. Но это не то, братцы: любит и зверь
свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по
крови, может один
только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких,
как в Русской земле, не было таких
товарищей. Вам случалось
не одному помногу
пропадать на чужбине;
видишь - и там люди! также божий человек, и
разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до
того, чтобы поведать сердечное слово, - видишь: нет, умные люди, да
не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская
душа, - любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а...
- сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом
моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не
может! Знаю, подло
завелось теперь на земле нашй; думают
только, чтобы при
них были хлебные
стоги, скирды да конные табуны их, да были бы
целы в погребах запечатанные меды
их. Перенимают черт
знает какие бусурманские
обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет
говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на
торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость
польского магната, который
желтым чеботом своим
бьет их в морду, дороже для них
всякого братства. Но
у последнего подлюки,
каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в
поклонничестве, есть и у того, братцы,
крупица русского чувства.
И проснется оно когда-нибудь, и ударится он,
горемычный, об полы руками, схватит
себя за голову,
проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить
позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской
земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому
ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!..
Не хватит у них на то мышиной натуры их!
Так
говорил атаман и,
когда кончил речь,
все еще потрясал посеребрившеюся в
козацких делах головою. Всех, кто
ни стоял, разобрала сильно такая речь, дошед
далеко, до самого сердца. Самые старейшие
в рядах стали
неподвижны, потупив седые головы в землю; слеза
тихо накатывалася в старых очах; медленно
отирали они ее
рукавом. И потом
все, как будто сговорившись, махнули в
одно время рукою
и потрясли бывалыми
головами.
Знать,
видно, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшего, что
бывает на сердце у человека, умудренного горем, трудом, удалью и
всяким невзгодьем жизни, или
хотя и не познавшего их, но много
почуявшего молодою жемчужною душою на вечную радость
старцам родителям, родившим их.
Комментариев нет:
Отправить комментарий